Пора в школу
юридической компании
«Пепеляев, Гольцблат и партнеры»,
канд. юрид. наук
О романах, повестях и пьесах высказываются, главным образом, литературные критики. Однако произведение, о котором пойдет речь, стоит того, чтобы рецензентом выступил налоговый юрист. Ведь пьеса французских авторов Л. Вернея и Ж. Берра «Школа налогоплательщиков» — уникальное сатирическое произведение на фискальную тему. Написанная в 1934 году и впервые напечатанная в Советском Союзе в 1935 году, она переиздается сейчас в издательстве «Минувшее». Советуем прочесть ее. Это не только увлекательный сюжет, забавные ситуации и меткие репризы. Глубокие мысли и тонкий подтекст пьесы, точные авторские наблюдения и выводы будут полезны всем, кто интересуется вопросами налогообложения. Своими впечатлениями от «Школы налогоплательщиков» делится главный редактор нашего журнала, член Президиума Российской ассоциации налогового права С.Г. Пепеляев.
Поразительно, когда человек искусства, литератор — не бухгалтер, не аудитор, не юрист — оказывается столь сведущ в тонких налоговых хитросплетениях, в которых порой сложно ориентироваться даже искушенному специалисту. Видимо, истинный талант и состоит в том, чтобы в самых обыденных вещах увидеть бушующие страсти, среди самых сухих цифр разглядеть кровные интересы, под самыми серьезными решениями обнаружить элементарное скудоумие. И, конечно, весело — без злобы и без надрыва, легко и изящно — высмеять все то, что под прикрытием серьезных намерений, скрупулезных расчетов, общественных интересов и тому подобного на поверку оказывается помехой честному труду, способом лихой наживы, проявлением равнодушия и безразличия к людям.
То, что в пьесе высмеивалось без малого столетие назад, в нашем обществе обсуждается сейчас самым серьезным образом. Так, одним из ключевых сатирических мотивов, к которому по ходу пьесы авторы возвращаются несколько раз, стала идея оценки платежеспособности лица по внешним признакам, прежде всего, по уровню его расходов.
Герой пьесы — директор департамента подоходного налога министерства финансов Фромантель ловко расспрашивает рантье Альфреда Меню о его жизненных обстоятельствах, заставляет выкладывать сведения о квартире, даче, автомобиле, которые затем использует против него же для доначисления налога. Дело доходит до абсурда: уже и здоровый внешний вид Меню служит оправданием повышенного налога.
Даже «даму полусвета» Бетти Дорланж налоговый инспектор оценивает по «внешним признакам» (правда, не тем, что интересуют ее любовников). В то же время у него «государство не входит в тонкости», когда бюджет может недосчитаться налогов. Тут уж и жена Альфреда Меню — «в налоговых целях» — вовсе не жена.
Зато главный герой пьесы — директор Школы налогоплательщиков Гастон Вальтье, налоговый минимизатор, — с необычайной легкостью составляет множество рецептов «гримировки» внешних признаков благополучия и ухода от налогов: от элементарного обмана до хитроумных «схем».
Одному он советует «превратить» свое шикарное поместье в гостиницу и поселиться там «туристом», другому предлагает обосновать большие траты имеющимися сбережениями, третьему рекомендует переписать имущество на слугуѕ
Пьеса иллюстрирует старую истину: спор налогового закона и налогоплательщика — это вечная история брони и пушек, в которой победа каждый раз оказывается на стороне наступательного оружия. Состязание не прекратится никогда — всегда найдутся пути обойти закон, тем более несовершенный и абсурдный.
Авторы серьезных научных трудов о налогах считают, что уклонение от налогообложения приводит к неравному налоговому бремени, ставя кого-то в лучшие конкурентные условия, искажает экономические стимулы и т. п.
Ту же мысль словами инспектора Фромантеля драматурги выражают проще и понятнее: «Хитрецы обкрадывают насѕ Приходится отыгрываться на дуракахѕ Те, кто не знает законов, расплачиваются за тех, кто знает законы слишком хорошо».
С откровенным цинизмом Фромантель заявляет, что сила налогового ведомства — в послушных дураках: «Добрая половина наших сограждан все еще верит, что государство никогда не ошибается, и, когда с них требуют деньги на бумаге со штампом «Французская республика», они платят без спора. Только благодаря этим добрякам нам удается иной раз свести бюджет».
Однако за заботой об интересах бюджета явно проглядывает личная выгода чиновника: ему поступают пять сантимов с каждого франка доначисленных налогов, что, как он считает, крайне мало за безупречную «службу родине». Его наполненные патриотическим пафосом слова созвучны заявлениям современных налоговых карьеристов: «Прежде всего я служу родине, а справедливость — это второе дело». Инспектор Фромантель не видит ничего зазорного в том, чтобы облапошить несведущего налогоплательщика.
Фромантель — изворотливый, опытный налоговый контролер — вообще не считает нужным для себя читать законы о налогах: «Бесполезно изучать их. Завтра они будут изменены».
Насколько нетверд Фромантель в своих убеждениях, показывает сцена, где он соглашается на «оскорбительное предложение» перейти работать в Школу налогоплательщиков, узнав, что его гонорар составит сумму, несколько большую, чем «пять сантимов с франка».
Директор Школы налогоплательщиков Вальтье отлично разбирается в мотивах поведения налоговых инспекторов и дает своим клиентам главный совет: «Не бойтесь! Как только инспектор увидит, что вы знаете свои права, он оставит вас в покое. Не надо уступать этим людям: они стригут только тех, кто позволяет себя стричь...»
Однако и для финансового ведомства существуют табу.
Прежде всего, это политики, «номенклатура». Фромантель приказывает замять дело в отношении сенатора Курвалена, бывшего министра, виновного в сокрытии крупных доходов. Еще бы: «Такой влиятельный член радикальной партии!.. Уличить его в мошенничестве будет непростительно». Тут уж лучше пожертвовать ретивым бескомпромиссным инспектором Брезолем, который вознамерился передать дело Курвалена в суд.
Другое табу зиждется на чувстве самосохранения. Фромантель доначисляет незадачливому рантье Меню значительную сумму налога, но «забывает» взыскать штраф. Свою «оплошность» он объясняет младшему коллеге Жиру так: «Вопрос не в том, чтобы исчислить, сколько нам должны, а в том, сколько можно потребовать, не восстанавливая против себя общественное мнение. Существует предел, которого ни в коем случае не следует переступать».
Именно с этой позиции следует оценивать некоторые современные предложения профинансировать те или иные расходы за счет дополнительных доходов «от улучшения администрирования налоговых сборов». Реализация подобных пожеланий как раз и заставляет переступить ту самую черту, о которой говорит герой пьесы.
В ходе сюжетной линии авторами обыгрывается еще одна тема, вокруг которой в современной России кипят настоящие страсти. Речь идет о проблеме обоснованности расходов.
Инспектор Фромантель не признает в качестве профессиональных расходов Меню затраты на содержание секретаря: «Это ваше личное дело! Вы могли бы с таким же успехом платить три тысячи танцовщице из балета». Свое решение инспектор объясняет тем, что не понимает, для чего Меню нужен секретарь.
Некоторые ретивые сотрудники налоговых органов сегодня также склонны признавать только те расходы, которые считают «целесообразными» со своей точки зрения.
Напротив, директор Школы налогоплательщиков подсказывает «профессионалке» Бетти Дорланж, какие расходы она могла бы вычесть из дохода в качестве производственных. Если ее профессия — нравиться мужчинам, то расходы, обычные для всех женщин, — на парикмахера, маникюр, массажиста, платья, белье, — для нее становятся профессиональными, а значит, вычитаемыми при налогообложении. Он советует также принять во внимание и убыток от приостановки профессиональной деятельности по причинам вынужденного простоя: «добродетель непоколебимая и непроизводительная» должна учитываться налоговыми органами.
Школу налогоплательщиков финансовое ведомство откровенно недолюбливает, называя ее работу «антифискальной кампанией, борьбой с государством, бунтовщическими действиями».
На эти «фальшивые» обвинения в свой адрес Гастон Вальтье дает министру финансов извечно актуальный совет, который ни одна власть не спешит выполнять: «Вместо того чтобы думать об увеличении поступлений, я старался бы сократить мои расходы. Меньше чиновников, меньше бюро, комиссий, меньше бумаг».
Вальтье находит идеологическое обоснование своей деятельности. Он заявляет министру: «Вы дошли до головокружительных налогов. Я не дам вам окончательно разорить буржуа — нашу дойную корову. Тем самым я спасаю капитализм. Вы не ругать меня должны, а благодарить».
Справедливости ради надо сказать, что директор Школы не является таким уж альтруистом, бескорыстным поборником справедливости. Он изобретательный, расчетливый, деятельный предприниматель, не забывающий о своем благополучии. Его принципы и беспринципность — те же, что исповедует инспектор Фромантель, только «с изнанки», в вывернутом виде. Как и другие персонажи пьесы, он — сатирическая фигура. В наше время его поступки не всегда можно было бы назвать этичными. Некоторые из его советов сейчас квалифицировали бы как соучастие в уклонении от налогообложения, преследуемое уголовным правом.
За всем этим кроются главные вопросы, которые после спектакля или прочтения пьесы должен задать себе специалист по налогам. Что допустимо в профессии налогового консультанта, а что нет? Когда он становится столь же несимпатичным, как и налоговый инспектор Фромантель, пекущийся под прикрытием интересов бюджета о своем благополучии в ущерб законности и справедливости?
Сюжет пьесы Вернея и Берра «Школа налогоплательщиков» интернационален. Неспроста в канву событий вплетен делегат из Соединенных Штатов, приехавший договариваться об открытии зарубежного филиала Школы.
Добавлю также, что описанное в пьесе — явление, к сожалению, нестареющее. Можно сказать, вневременное. Поэтому и сейчас, спустя более семидесяти лет после создания, ее так увлекательно читать.