Телефон подписки
8 (800) 505-29-85

 

Журнал для профессионалов в налогообложении
Интеллектуальная поддержка "Пепеляев Групп"

Массу в кассу

19, Октября 2017
С.Г. Пепеляев,
главный редактор журнала «Налоговед»,
канд. юрид. наук

Налоговому праву стало тесно в рамках НК РФ. Началось "офискаливание" иных отраслей законодательства. Так можно назвать процесс изменений, продиктованных не логикой отраслевого развития, а задачей поставить ту или иную правовую сферу на службу бюджету.

Убедительный пример — дополнение Федерального закона от 26.10.2002 № 127-ФЗ «О несостоятельности (банкротстве)» (далее — Закон о банкротстве) главой о субсидиарной ответственности лиц, контролирующих деятельность компаний1.

Автор и бенефициар этих изменений — налоговая служба. Уже через две недели после нововведения — необычайно стремительно для бюрократического института — ФНС России выпустила объемный комментарий закона и объяснила, чего ей удалось добиться от законодателей.

Общая направленность новелл — укрепление защиты интересов РФ как участника дел о банкротстве; способы — общее ослабление правовой позиции должников и ущемление корпоративных прав контролирующих лиц в пользу «суперкредитора» — налоговой службы.

Вводятся различные презумпции (для определения контролирующего должника лица, привлекаемого к субсидиарной ответственности). Их назначение — облегчить кредиторам доказывание, переложить на субсидиарного ответчика обязанность опровергать навешанные на него ярлыки, обосновывать отсутствие вины и т. д.

ФНС России откровенно акцентирует внимание на том, что стандарт доказывания понижен. Она призывает свои подконтрольные структуры к творчеству и подает пример. Объясняя понятие «выгода», которую лицо могло получить от взаимодействия с должником, ведомство рекомендует исходить из антонима «ущерб». Следовательно, выгода, как объясняет налоговая служба, это «реальный антиущерб», любые благоприятные для лица изменения в охраняемом законом благе.

Развивая эту мысль, ФНС России приходит к заключению, что взыскание долгов с третьего лица возможно почти во всех случаях, когда единый по сути бизнес разделен на рисковые и безрисковые части. Так, если обанкротилось производство, работавшее на арендованных основных средствах и давальческом сырье, взыскать долги можно и с арендодателя или давальца сырья, доказав, что они образуют с должником «группу».

Теперь Закон о банкротстве отличается явно карательным уклоном: к ответственности могут быть привлечены те, кто не извлекает личной выгоды из деятельности должника. Например, сотрудники компании, в обязанности которых входит ведение учета, составление и хранение документов: бухгалтеры, юрисконсульты, корпоративные секретари и др. Они тоже могут быть признаны контролирующими лицами и привлечены к солидарной ответственности по ее долгам, если документы отсутствуют, искажены, не отличаются полнотой сведений.

По аналогии с уголовным правом вводится институт, похожий на «сделку со следствием»: номинальный руководитель компании-должника может освободиться от солидарной ответственности, если выдаст фактических бенефициаров и откроет пути к их активам.

Таким образом, процедура банкротства приобрела черты репрессивного механизма, не только восстанавливающего имущественное состояние кредиторов должника, но и поражающего в правах лиц, так или иначе причастных к формированию долга. Учитывая укрепление прав и возможностей налоговых органов как кредиторов, есть все основания говорить об «офискаливании» банкротного законодательства.


1Федеральный закон от 29.07.2017 № 266-ФЗ «О внесении изменений в Федеральный закон „О несостоятельности (банкротстве)“ и Кодекс Российской Федерации об административных правонарушениях».