Непонятное слово

Надо полагать, со времен Петровских реформ в сознании народных сказителей утвердилась мысль, что если человек называется каким-то непонятным словом, то значит, он начальство и ему надо платить подать.

Административные нововведения Петра Великого устроены были на немецкий манер и назывались немецкими словами – где уж тут простому русскому крестьянину разобраться. Легче запомнить простое правило: услышал иностранное слово – плати.

Кстати сказать, эта привычка употреблять в налоговой сфере исключительно иностранные и непонятные термины сохраняется до сих пор. Кажется даже, что чем непонятнее называется налог, тем меньше налогоплательщик имеет против него возражений. А чем налог понятней, тем неприятней налогоплательщику его платить. В быту я, например, много раз слышал нарекания по поводу единого социального налога, но ни разу не слышал нареканий по поводу акцизных сборов. Полагаю, это потому так, что предназначение ЕСН обыватель примерно себе представляет, а сущность и предназначение акцизов вообразить себе сложнее, чем иррациональное число квадратный корень из двух.

И это фольклорная традиция.

В русской сказке полно невесть откуда появляющихся и непонятно называющихся чиновников, которым следует платить подать. То и дело натыкаешься на какого-нибудь кульера (то есть курьера) или енарала (то есть генерала), и всякий раз кульер или енарал требует то денег, то ночлега, то лошадей – и ведь получает же, не на разумном каком-нибудь основании, а просто за непонятностью своего названия.

Кто такой, например, бурмистр? Бог ведает. В одной из распространенных сказок просто один хозяин выгоняет из дома кота, а кот идет жить в лес. И, встретив по дороге лису, объявляет ей ни с того ни с сего, что «послан в этот лес из сибирских лесов бурмистром». Что значит «бурмистр»? Зачем нужен бурмистр? На каком основании посылают бурмистра из сибирских лесов?
Какие у бурмистра полномочия, какие обязанности, какие права? Лисичка не задается всеми этими вопросами, а принимается немедленно бурмистра кормить мелкой лесной дичью и сама себя предлагает бурмистру в жены. Мало того, выйдя за бурмистра замуж, лисичка бежит по лесу и всем зверям сообщает, что в лесу, дескать, появился бурмистр из сибирских лесов и надобно бурмистру «поклониться», то есть заплатить подать.

Ни у маленького зайчика, ни у свирепого волка, ни у огромного медведя не возникает сомнений в том, что подать платить нужно – бурмистр же как-никак. Сомнения возникают исключительно по поводу размеров подати. Звери совещаются и решают, что, поскольку размеры ожидаемой подати неизвестны, вероятно, платить следует пропорционально размерам самих зверей. То есть зайчик может коту принести полевую мышку, волк должен принести барана, а медведю хочешь не хочешь – придется нести быка.
Дальше происходит забавный эпизод: звери приносят свои дары, складывают у входа в нору, где живут лиса с котом, и прячутся – волк в кустах, а медведь на дереве, – чтобы хоть одним глазком поглядеть на нового бурмистра.

Можно подумать, был старый бурмистр! Так не было ведь! Должность придумана на ходу. Вся ее легитимность основывается на иностранном происхождении и непонятности слова. Эта недоступность начальства, это отсутствие права видеть того, кому платишь налоги, лишь усиливает пиетет и лояльность налогоплательщика. Волк и медведь не требуют, чтобы кот поговорил с ними, они просто мечтают увидать его хоть мельком, трепеща от страха.

Кот-бурмистр выходит из норы, принимается есть барана. Урчание кота прячущийся в кустах волк понимает как слова «мало, мало», то есть как налоговую претензию. Пытается со страха бежать, хрустит ветками. Кот принимает хруст веток за шорох мыши, бросается в куст, вцепляется волку в морду.

Перепугавшись сам, вспрыгивает на дерево – то самое, на котором прячется медведь. И медведь, подумав, что вот волка бурмистр уже разодрал за налоговые недоимки, почитает за лучшее рухнуть с дерева вниз и бежать куда глаза глядят, припадая на ушибленную лапу.

Легитимность бурмистра в результате этого кровавого эпизода возрастает. Теперь звери знают, что платить бурмистру подать надо не только потому, что должность его называется иностранным словом, но и потому, что иначе бурмистр расцарапает морду, как волку, или сбросит с дерева, как медведя.

Кот и лиса с этих пор живут в своей норе припеваючи. Ничего не делают, даже не охотятся на мышей. Все звери в лесу исправно платят им подать, завороженные словом «бурмистр» и напуганные рассказами волка и медведя про то, как скор бурмистр на расправу.

Без всякого основания платят подать, просто от растерянности. И никакого общественного блага от этой подати не возникает, если не считать общественным благом жиреющего кота.

Валерий Панюшкин