«Русский мытарь» сообщает: Приватизация? Караул!
Документ, о котором пойдет речь в нашем рассказе, принято называть Планом Пуха – Кролика по аналогии с Планом Маршалла. Так его будем называть и мы, опустив официальное наименование документа
– С этим надо что-то делать, – сказал Кролик. Он почесал нос лапкой.
Все молчали.
– Исходя из предлежащих обстоятельств предлагаю незамедлительно принять меры, – произнесла Сова, но без уверенности.
– Какие меры, Сова? – поинтересовался Кролик.
– Соответствующие.
Обсуждение заходило в тупик.
Пух открыл один глаз. Над полянкой светило солнышко, в тишине жужжали пчелы. «Приснилось», – подумал Пух.
Затем он увидел Сову, Кролика, Пятачка и Всех-Всех-Всех. Рассевшись, как будто позируя для обложки, они ДУМАЛИ.
– А в чем, собственно, дело? – поинтересовался Пух. Ему было неловко, что он совсем-совсем не помнит, зачем они собрались и что обсуждали до того, как он задремал.
Кролик строго посмотрел на Пуха:
– Копилка Зачарованного Леса пуста, Медвежонок Пух. Кристофер Робин продулся в карты.
Кристофер Робин, сидевший здесь же, обреченно кивнул.
– Я тут подумал… – сказал Пух Пятачку, когда они брели опушкой к своим домам.
– Ой! – обрадовался Пятачок.
– Да, подумал…
– Не может быть!
– Не спеши. Это самые предварительные соображения.
– Мы спасены! Скорее идем к Кролику и расскажем ему!
Пух пожалел, что открыл рот. Но отступать было поздно.
В норе у Кролика Пух окончательно стушевался. Тогда Кролик перевернул конный портрет Предка Кролика лицом к стене, поставил на стол банку сгущенки, и через десять минут медвежонок, облизываясь и ворча, начал излагать План Спасения, в дальнейшем получивший название «План Пуха – Кролика».
– Что нам принадлежит? – начал он.
– Практически ничего, – ответил Кролик и убрал со стола опустевшую банку.
– Нам принадлежит наше имя. Вот ты, Кролик, обладаешь всей полнотой прав на имя «Кролик». У меня права на кличку «Винни-Пух». И так далее.
Кролик ничего не сказал. Он сомневался.
– Имена – это слова из книжки, – продолжил Пух. – Конечно, права на книжку принадлежат автору или его правопреемникам. Но это не мешает тебе, Кролик, считать свое имя своим. А тебе, Пятачок, гордо носить наименование «Поросенок» как свое собственное.
– Ура! – пискнул Пятачок.
– По тому же принципу, Всем-Всем-Всем, упомянутым в книжке, принадлежат все-все-все встречающиеся в ней слова. Имена – свои, слова – общие.
Кролик снял с полки бутылку виски и сделал глоток.
– Еще раз. Последовательность слов, образующая художественный текст, нам не принадлежит. Но сами слова как таковые – наши. Дай сюда.
Кролик передал бутылку Пуху.
– Распределив, или приватизировав, это общее благо, – продолжил Пух, – мы получим два источника для пополнения копилки. Первый – …
– Выручка от приватизации? – угадал Кролик.
– Так! Второй?
– Второй?..
– Все слова будут чьи-то.
– Чьи? – испуганно спросил Пятачок.
Пух подвинул ему бутылку, и вопросы с этой стороны прекратились.
– За пользование словами мы будем платить друг другу. И получать доход.
– Доход! – мечтательно сказал Кролик.
– А с дохода платить налог.
– А если все будут молчать? Или говорить исключительно своими словами? – поинтересовался Кролик.
– Ничего. Владение словом будет оплачиваться регулярной пошлиной, скажем, раз в квартал.
– Отличная идея, Пух! – завопил Кролик, подпрыгнул и сел на пол.
– Я знаю, – скромно сказал Винни-Пух.
Сова приняла торжественный вид, поправила очки, взъерошила перья и провозгласила:
– Первый Словесный Аукцион!
Раздались громкие продолжительные аплодисменты. Когда они отзвучали, собравшиеся услышали обрывок фразы «…вот увидите! Попомните мои слова!» и поняли, что Иа-Иа тоже пришел на торги.
– Лот номер один. «Пчелы». Стартовая цена…
– Горшочек меда! – выкрикнул Пух.
Сова обвела взглядом собравшихся:
– Горшок меда – раз. Горшок меда – два. Горшок меда? Гкхм… – три! Продано!
Последовал «Чертополох». Торгуясь, Иа-Иа повышал и повышал цену, но безжалостный Кролик в последний момент дал за «Чертополох» две банки сгущенки. Иа-Иа, пошатываясь, ушел.
Затем были «Нора» (Кролик), «Дупло» (куплено Совой через подставных лиц), «Ружье» (Кролик, обошедший Кристофера Робина) и т. д.
Торги длились два месяца, и были распроданы все слова, кроме двух. Слово «караул» было оставлено в общем безвозмездном пользовании для экстренных вызовов, а на словосочетание «рыбий жир» не нашлось покупателей.
Как и предсказывал Кролик, болтовня в Лесу прекратилась – каждый держал свои слова при себе. Друг друга приветствовали восклицанием «Рыбий жир!». «Караул» приспособили для прочих бытовых коммуникаций. «Базара нет, рынок не сложился», – думал про себя Кролик. Он не стал делиться своей тревогой с остальными. Ведь выручки от первичного размещения слов хватило, чтобы расплатиться с долгами Кристофера Робина и нанять дюжину чиновников, следивших за речью. В дальнейшем можно было рассчитывать на пошлину, предусмотренную Планом Пуха – Кролика.
Чтобы как-то обращаться друг к другу по именам, Кенга пролоббировала поправку о бесплатном употреблении имен собственных. «Что мне с того, что я Кенга, если меня так не зовут?» – заявила она1. Поправка была принята.
– Рыбий жир, Иа-Иа!
– Жир рыбий, Медвежонок Пух!
– Караул, а!
– Караул, Пух. Ка - ра - ул.
– Ка - ра - ул? Пчелы, мед! – Пух повел лапкой и использовал немногие доступные теперь слова, чтобы передать красоту летнего утра.
Иа-Иа молчал.
«Это не просто молчание», – подумал Пух, – «он молчит о чем-то. Прямо-таки умалчивает!». Но выяснить у Иа-Иа подробности не удалось.
По дороге домой Винни-Пух подумал, что надо зайти к Пятачку поболтать о том о сем. Уже подойдя к дому Пятачка, он вспомнил, что Пятачку принадлежат лишь «желуди», «лужа» и почему-то «ужас». Эти слова Пух слышал от Пятачка уже много-много раз, еще до приватизации. Желание поговорить пропало, и Пух заметно приуныл.
У себя дома он обнаружил Кролика.
– Карамба, Пух, тьфу, то есть караул! – сразу перешел к делу Кролик, опустив церемонное приветствие «Рыбий жир!».
Пух уставился на Кролика. Тот пытался объяснить свои мысли, постоянно повторяя «Иа-Иа», «Рыбий жир, Сова» (с негативным оттенком) и вращая глазами. Оба собеседника чувствовали себя умственно отсталыми.
Постепенно Пух понял: Кролик неизвестно каким способом убедил Иа-Иа продать ему свое имя. Кролик рассчитывал, что сказочно разбогатеет: пока лесные обитатели узнают, что «Иа-Иа» превратилось из имени в рядовое слово, принадлежащее Кролику, они много раз обратятся к Ослику и станут должны Кролику за словопользование.
Наконец, Кролик махнул на все рукой, а точнее, правой передней лапкой, и заговорил открытым текстом, не считаясь с расходами:
– Среди нас самая большая любительница поболтать – Сова. Чтобы ничего не платить, она завела себе говорящего попугая. Он, как известно, не субъект правоотношений согласно Плану Пуха – Кролика. По крайней мере, пока сидит в совином дупле и скрашивает ее совиный досуг2.
– Ох, Кролик, – сказал Пух, догадываясь, что последует дальше.
– Рыбий жир, Сова упустила своего питомца. Тот прилетел к бывшему Иа-Иа и битый час развлекал его криками «Иа! Иа!» на все лады. Пока не был пойман Тигрой и частично возвращен Сове. А эти формалисты, бездари чиновники насчитали золотые горы, причитающиеся мне от Совы в лице попугая, или от попугая в лице Совы, или от всей этой теплой компашки сообща.
– И теперь?
– И теперь Сова отказывается мне платить, прикрываясь дохлым попугаем, а у меня описывают нору. Пух! Мою нору! За неуплату налога с дохода.
– Караул, – сказал Пух.
– Долой лицемерие, медвежонок Пух! К черту «караул»! К черту «рыбий жир»!
– Я припоминаю... – сказал Винни-Пух, – я припоминаю, что План Пуха – Кролика предлагался как План Спасения...
Кролик смотрел на Пуха, дрожа усами.
– …а значит, он утратил силу, как только мы стали финансово спасены.
– Отличная идея, Пух! – завопил Кролик, подпрыгнул и сел на пол.
– Я знаю, – скромно сказал Винни-Пух.
Что он еще мог сказать?
2 Говорящий попугай является вещью Совы. Отношения между вещью и владельцем вещи исчерпываются правом собственности и не оставляют места для иных имущественных отношений. Когда же попугай, не являясь субъектом права, вступал в речевой контакт с другими обитателями леса, подлинным участником возникающих имущественных отношений по поводу использования прав на слова являлась его владелица, то есть Сова.