Русский мытарь сообщает: Налоговая чума XXI века
11, Июня 2010
Я отправляюсь в Африку
Хмурый московский день не сулил неожиданностей. За окном шел дождь, а когда он уставал, навыручку ему приходил мокрый снег. Вместе они неплохо справлялись, и я подумал, что мне тоже надо бы завести помощника. Статью за меня он не напишет, но за пивом сгонять сможет.
– В африканское государство Лажир. Кто возьмется?
Я навострил уши. Это наш главный ищет жертву: кого заслать в медвежий угол за сенсациями. Африка!
Я подскочил к шефу, но, услышав суть дела, пожалел о своей прыти.
– С нами готова встретиться местная активистка общества защиты детей. Она расскажет о своей деятельности, проведет экскурсию, покажет, как они размещают сирот в приютах.
– Босс, при чем здесь «Инсайдер»?
– Тебе, как узконалоговому специалисту, на первый раз прощаю темноту. Дети – это криминал. Дети – это торговля органами, детская проституция, рабство… Выверни эту историю наизнанку!
– А налоги здесь причем?
– Налоги – они и в Африке налоги. Ищи! Удачи.
Так вот и получилось, что я бросил дописывать «Новые изменения в Налоговый кодекс: что ждет налогоплательщиков в счастливом новом году?» и отправился на Черный континент, в загадочный жаркий Лажир.
Госпиталь Святого Сульпиция
За окном шел дождь. Снега, правда, не было. Его отсутствие компенсировал ветер. Мысль о прогулке по трущобам Туртука в компании общественной деятельницы наводила уныние. Изменения в Налоговый кодекс больше не казались мне избитой темой. Яих жаждал.
– Здравствуйте, Вы – корреспондент из России?
Я не буду тратить время на описание Жанны-Марии Батисты, так как в дальнейшей истории она не играла особой роли. Скажу лишь, что она была вполне похожа на то, что значилось на ее карточке: Исполнительный Председатель Волонтерского Общества защиты детей-сирот Лажира. С собой она притащила чудовищного вида девочку лет шести: сопливую, кривоногую, с недобрым взглядом.
– Вам очень повезло. Вы сможете принять участие в помещении нашей маленькой находки в госпиталь. Вы знаете, Лажир – очень небогатая страна, у нас нет детских домов. Нодобрые люди из госпиталя Святого Сульпиция иногда идут нам навстречу и размещают малюток у себя.
– А потом?
– Что потом?
– Ну, госпиталь есть госпиталь. Вылечили – и обратно на улицу?
Жанна-Мария оказалась несколько озадачена, и я понял, что чутье не подвело нашего главного редактора.
Госпиталь представлял собой мрачное здание послевоенной постройки. Вдоль стен на квадратных беловатых подставках были наглядные пособия. Присмотревшись, я содрогнулся. Это были руки или ноги, бледные, прикрепленные к проводам или трубкам. Иногда они шевелились, вздрагивали.
Миновать их как можно скорее! Я двинулся вглубь коридора. Он заканчивался двусветным, но все равно темным залом. Раньше здесь было два невысоких этажа, а теперь перекрытия разобрали.
Я был у дальней стены зала, когда из бокового прохода вышла медсестра. Представив, что в этом зале обычно бродят одни призраки и она их боится, я диковато хихикнул. Медсестра вздрогнула, повернулась ко мне лошадиным лицом. Тон ее оказался неожиданно добродушным:
– Смотрите? Посмотрите, посмотрите, у нас тут есть на что посмотреть!
Она показала вниз, и я увидел, что вместо линолеума подо мной давно уже простирается чугунная решетка сложного узора.
– Здесь раньше был магазин, а внизу склад. Они теперь там держат этих, – она сделала неопределенное движение пальцами.
Я всмотрелся в темноту внизу, под решеткой.
– Какие-то тени. Ничего не видно.
– Да вы у них спросите! Вот они идут!
И тут я оказался в обществе господина Жозефа Мамбуки, начальника госпиталя Святого Сульпиция.
Садок с живым товаром
В кабинете Мамбуки нам подали коньяк, кофе и сигары. Мамбука был сама любезность. Правда, он поднял меня на смех, когда я выдвинул свою теорию.
– Жанна-Мария – поставщица живого товара! Дева Мария! Скажите ей обязательно, это ей польстит!
– Но что вы делаете с детьми?
– Растим! Мы прививаем им некоторые новые свойства, верно, верно. Детям мы не причиняем вреда. Когда они вырастают, это уже их дело.
– В смысле?
– Видите ли, это бизнес. Как во всяком бизнесе, здесь есть естественный отбор и конкуренция. Мы не торгуем живым товаром. Но мы не торгуем и мертвецами, ха-ха-ха! – это Мамбука заметил ужас в моих глазах, а я вспоминал летчика, понимая, что видел кадавра.
– Чем же вы занимаетесь?
Жозеф подал мне рекламный буклет: «Готовые фирмы в любой юрисдикции. Директора, номинальные директора, члены советов директоров».
– Мы торгуем фикциями, но к фикциям нужны функции. Вы слышали о массовых учредителях? Об однодневках?
Я оживился. Не бывает налоговых корреспондентов «Инсайдера», не слышавших о массовых учредителях.
– Пойдем покажу, а потом мы выпить еще по одной.
Мамбука провел меня обратно в зал. Вдвоем с Мамбукой, взяв толстую палку с петлей на конце, они выудили из«ямы» человеческое существо в тренировочных штанах, майке и домашних тапочках. Оно лежало на решетчатом полу и не двигалось.
– Ничего, отдышится. Это массовый учредитель, – Мамбука тронул существо лакированной туфлей. Оно вздрогнуло.
– Когда такой достигает зрелости, он может создавать несколько тысяч однодневок вдень.
– Зачем вы достаете их петлей, они же задыхаются? – спросил я.
– Это первый тест на живучесть, – сказал Мамбука, – пустяки по сравнению с тем, что ждет их на рынке!
– А для чего руки-ноги? Там, в коридоре, когда входишь? Члены советов директоров?
– Ха, вам понравилось? Считайте это нашей рекламой или небольшим музеем. Мы начинали с зомби, но затем наши научные исследования показали, что дети с окраин более перспективны. Немножко образования, немножко воспитания, чуть-чуть еды – все вместе творит чудеса.
– Все же бесчеловечно держать людей в яме!
– Бесчеловечно другое. Представьте, что они разгуливают у вас на свободе и в один прекрасный день удерут! Единственное, что они умеют – плодить однодневки. Это хуже чумы. Вы знаете, что будет со страной, в которой случится такое бедствие?
Я подумал, что знаю, но промолчал. Мы в «Инсайдере» умеем быть патриотами…